Жизнь и смерть семьи Пинкензон
23.06.2014
В Усть-Лабинске имя маленького скрипача, сыгравшего на скрипке буквально на краю могилы, известно практически каждому. Шестиклассник Абрам Пинкензон, которого мама звала Абрамуся или Муся, снискал себе бессмертие, сыграв перед казнью «Интернационал». В усть-лабинском музее Мусе посвящен целый стенд, однако касается он в основном подробностей гибели мальчика и его семьи. Это и понятно – Пинкензоны не местные, эвакуированные в станицу Усть-Лабинскую из молдавского городка Бельцы. Мы постарались разыскать людей, лично знавших семью маленького героя. Это сестры Валентина и Любовь Вартановы. Старшая – Валентина, училась в одном классе с Мусей, более того, сидела с ним за одной партой и жила в доме по соседству. Младшая – Люба, была на 5 лет младше Вали и Муси, но хорошо помнит всю семью. Сегодня они уже глубоко пожилые люди, но как это часто бывает, забывается недавнее, но то, что произошло десятилетия назад, помнится хорошо. Любовь Николаевна: - Почему-то нигде не упоминается, что у Муси была еще младшая сестра, кажется, ее звали Эля, которая еще не ходила в школу. Очень хорошо ее помню, черненькая, кудрявая, с двумя косами. Каждая коса – толщиной в три пальца. Она постоянно играла с нами, а по станице гуляла, крепко держась за Мусину руку. Жили они на улице Демьяна Бедного, дом, кажется, 169, у дяди Пети Каленова. Дом был большой, длинный, с соломенной крышей. Его давно снесли, на его месте выстроены пятиэтажные дома (угол улиц Ленина и Демьяна Бедного). Валентина Николаевна: - Так как мы учились в одном классе, а жили рядом, как-то раз к нам пришла мама Муси (Феня Моисеевна) и попросила меня, чтобы в школу и домой мы ходили вместе с ее сыном. Об этом не принято говорить, но когда он пришел в наш класс, местные мальчишки его постоянно дразнили и лезли драться. Мне приходилось отбивать Мусю от хулиганов портфелем, поскольку сам он был очень робкий и стеснительный. Кончилось все тем, что мама Муси пошла к директору и тот устроил по этому поводу большое разбирательство. Тогда только мальчишки от него отстали. Любовь Николаевна: - Я очень хорошо помню их бабушку. Такая добрая, милая и аккуратная была старушка. Ей было уже за 80, волосы седые, почти белые. Она часто приходила к нашей маме, они подолгу беседовали. Иногда Мусина бабушка, бывало, по-соседски, спрашивала соль, спички, еще что-то. Мама всегда давала. Мать и отец Муси никогда к нам не заходили, видимо, стеснялись своей бедности. Валентина Николаевна: - В школе мы сидели за партой возле окна. У Муси была привычка всегда брать с собой скрипку и на уроках класть футляр на подоконник. На перемене он доставал ее и играл. Кстати, он не только на скрипке играл, но и на фортепиано. В школе был инструмент, и как-то раз он сел и сыграл вальс «Дунайские волны». Вокруг него все столпились, даже старшеклассники, слушали. Любовь Николаевна: - Сдал Пинкензонов немцам полицай К. Он часто приходил к нам в дом, так как до войны был знаком с нашим отцом и видел, как мы играли с Мусей. Тот вечер, когда забрали семью Пинкензон, я помню хорошо. Распоряжался всем тот самый К. Всех – родителей, бабушку, Мусю и его младшую сестренку выволокли на улицу. Родители вынесли с собой наспех связанные в тюк вещи, думали, что их в другое место перевозят. Однако полицаи стали хватать людей и швырять на подводу. Из домов высыпали соседи. Все плакали, они-то понимали, куда их везут. Валентина Николаевна: - Их увезли в тюрьму на крепости, где продержали несколько дней. Мы, одноклассники и соседи, собирали продукты и приносили к тюрьме, через маленькое окошко в подвале передавали Мусе. Он брал и относил в угол большой камеры, где сидела его семья. Кстати, и там Муся играл на своей скрипке так, что слушала даже охрана. А спустя несколько дней мы узнали, что Мусю и его семью повезли на расстрел, на берег Кубани. Мы побежали туда и через дыру в заборе все видели. Полицаи нас отгоняли, но мы все равно не ушли. Людей согнали к вырытой заранее могиле, на край которой положили доски, чтобы расстрелянные сами падали вниз. Люди сильно кричали, плакали, бились в истерике, но убежать было невозможно – кругом автоматчики, полицаи и цепные собаки, которые непрерывно лаяли. Я слышала, как один из полицаев увидел скрипку и сказал Мусе: «Ну что, может, сыграешь перед смертью?» Муся достал скрипку и заиграл. Я не сразу поняла, что он играет «Интернационал». Сразу же началась суматоха, а вскоре мы услышали выстрелы, автоматную очередь и дикие крики. Мы оставались там до конца. Когда полицаи стали засыпать могилу, еще слышны были стоны. Да и потом еще несколько дней земля дышала, слышно было, как будто что-то сыплется. Это оседала земля. Любовь Николаевна: - После войны полицая К. посадили на 10 лет, потом выпустили. Однажды я пришла домой и увидела, как он в саду разговаривает с моим отцом. Он меня подозвал, но я не подошла. Я хорошо помнила, как он обошелся с Мусей и его семьей. О том, что было потом, рассказывает директор Усть-Лабинского историко-краеведческого музея Татьяна Игнатова: - В феврале 1943-го станицу Усть-Лабинскую освободили советские войска. Вскоре местные жители решили похоронить погибших – семью Пинкензон и еще 380 человек, расстрелянных в тот день, по-человечески. Неглубокую братскую могилу, куда тела были сброшены как попало, вскрыли. Тела перезахоронили с почестями. Над братской могилой поставили памятник. А спустя 30 лет после описанных событий, в начале 70-х годов прошлого века, устьлабинец Виктор Сметанин изготовил новый большой гранитный обелиск, который и был установлен вместо прежнего. Давно закончилась война… Среди живых совсем мало осталось свидетелей того страшного времени. Если кто-то из наших читателей готов поделиться своими воспоминаниями, подробностями, а может даже фотографиями, мы рады будем выслушать каждого. И. ГРИГОРЬЕВА. «Сельская новь» от 21 июня 2014 г. №66 (13207)
Количество показов: 1062 |